Здесь же я спросил Ежова, как практически реализовать его директиву о раскрытии антисоветского подполья среди латышей. Он ответил, что стесняться отсутствием конкретных материалов нечего, следует наметить несколько латышей из членов ВКП(б) и выбить из них необходимые показания.
«С этой публикой не церемоньтесь, их дела будут рассматриваться альбомным порядком. Надо доказать, что латыши, поляки и другие состоящие в ВКП(б) — шпионы и диверсанты».
Из разговора старшего майора НКВД Александра Радзиловского с наркомом НКВД Николаем Ежовым
После убийства первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) Сергея Кирова 1 декабря 1934 г. советское правительство начало политику Большого террора. О Большом терроре сегодня мы знаем многое — коллективизация и раскулачивание, ГУЛАГ, политические процессы внутри властной элиты, борьба с любым инакомыслием по надуманному или существующему предлогу.
Репрессии затронули советскую номенклатуру, интеллигенцию, и чаще всего именно социальное положение человека становилось поводом для подозрений и обвинений. Но случалось, что причиной ареста, отправки в трудовые лагеря и расстрела могла стать национальность. Разумеется, национальный признак ни в одном документе не обозначали как официальную причину обвинения. Жертвы Большого террора, как правило, не совершали никаких противоправных действий. По сути, советское правительство рассматривало репрессии как «чистку» и превентивные меры по борьбе с подозрением в нелояльности или инакомыслием.
Начавшаяся в августе 1937 г. эпоха массовых операций сразу же обращала внимание на проблему иностранцев. И уже к концу августа в НКВД выработали четкий циркуляр:
«…Установлено, что подавляющее большинство иностранцев, живущих в СССР, является организующим началом шпионажа и диверсии.
Основным способом борьбы с преступной деятельностью иностранцев, понятно, является агентурно-следственная работа НКВД…»
Таких людей обвиняли по ст. 58 п. 3 Уголовного кодекса РСФСР.
58.3.
Сношение с иностранными государствами или их отдельными представителями с целью их склонения к вооруженному вмешательству в дела Республики, объявлению ей войны или организации военной экспедиции, равно как способствование иностранным государствам уже после объявления им войны или посылки экспедиции, в чем бы это способствование ни выразилось.
Выходит постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и диверсионных элементов». Отныне советский народ должен жить с мыслью, что практически каждый иностранный гражданин может быть капиталистическим шпионом.
Теперь зарубежным коммунистам сложнее получить разрешение на въезд в СССР, начинается полный переучет политэмигрантов. Под председательством секретаря ЦК Николая Ежова создается комиссия для «очистки от шпионских и антисоветских элементов».
Частью политики СССР стала борьба с иностранными шпионами, диверсантами и вредителями, которыми объявляли выходцев из национальных меньшинств — поляков, немцев и корейцев. Целью репрессивной практики становился не отдельно взятый человек, а целый народ, вне зависимости от возраста, социальной принадлежности, революционного прошлого или отношения к власти.
23 февраля — 5 марта 1937
Пленум ЦК ВКП(б), почти целиком посвященный политическому обоснованию разворачивающихся массовых репрессий, прежде всего в среде партийной и хозяйственной элиты.
июль 1937
Специальным указом Политбюро разрешено применять физические методы воздействия при допросах в ходе следствия. В официальном порядке директива о применении пыток, по всей видимости, не рассылалась и в архивах не обнаружена. Есть версия, что Сталин устно сообщил распоряжение Ежову.
Яркими примерами такой политики стали «немецкие», «польские» и другие национальные операции 1937–1938 гг., когда представители этих наций подверглись расстрелам, тюремным срокам и выселениям из приграничных областей. Моделью для массовых национальных операций стала первая — «польская». Несмотря на то, что приказ о ней вышел на 16 дней позже, чем о той же «немецкой», репрессии по польской национальной кампании были лучше подготовлены.
«ПОЛЬСКАЯ» ОПЕРАЦИЯ
НКВД начинает расследование по выявлению агентов среди граждан СССР. Выходит приказ НКВД №00485 от 11 августа 1937 г., дополненный закрытым письмом «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР». Этот день принято считать началом «польской» операции, в ходе которой в 1937–1938 годах были репрессированы по крайней мере 139 835 человек, 111 091 из которых были расстреляны.
По мнению историков, Сталину в период Большого террора нужно было «пугало», инструмент устрашения. Германия, не имевшая общих границ с Советским Союзом, на эту роль не подходила, крошечные Литва и Финляндия — тоже. Зато подходила Польша, с эмигрантами по всему Союзу и проигранной в 1920 году войной.
Подчеркивался именно польский след и то, что среди ведущих сотрудников ВЧК — поляков составлен заговор для сокрытия агентурной сети. В документе сразу обозначили лиц, которые попадали под подозрение: военнопленные польской армии, польские перебежчики и политэмигранты.
В первую очередь полагалось брать под стражу поляков, которые являлись членами НКВД, служили в армии, работали на предприятиях, связанных с оборонной промышленностью и транспортом.
Вторыми по «уровню опасности» считались поляки, работающие на промышленных предприятиях, и те, кто трудился в «колхозах, совхозах и учреждениях». То есть практически все поляки. Разумеется, в тексте документа таких формулировок не было, но работники НКВД, следователи услышали именно это. Забирали без суда и следствия, следуя четкому приказу: «Немедленно арестовывать».
Приказ предлагал и перечень возможных обвинений: шпионаж, организация диверсий, вредительство во всех сферах народного хозяйства, террор, участие в повстанческих ячейках и подготовка вооруженного восстания на случай войны, антисоветская агитация.
«Польская» операция — самая известная репрессивная программа по национальной линии. И самая кровопролитная. Например, в Москве проживало около 3000 польских коммунистов, в живых осталось 80. В Беларуси из 140 000 арестованных оправдали только 40 человек.
Массовые аресты всячески «поощрялись» верхушкой партии — буквально кнутом и пряником. Строго спрашивали за маленькие цифры в отчетах по арестованным и «разоблаченным» шпионам, в то же время за каждого «расколотого» следователь получал по 50 рублей.
«Папа хорошо пел и танцевал. Его все соседи любили…»
Леокадия Голиневская родилась в 1927 году в Ленинграде. Ее отца Ивана арестовали в декабре 1937 года по обвинению в шпионаже.
В моей памяти папа остался добрым, хорошим человеком. Он любил детей, играл с ними. Когда мы шли гулять, он всегда брал с собой наших друзей. Там были две речки, и он учил тех, кто не умел плавать.
Папа хорошо пел, танцевал. Все соседи его любили.
7 декабря 1937 года папа уходил на работу в вечер. У нас в семье было заведено, что если кто из родителей уходил на работу, то мы, дети, подходили и прощались, то есть целовали маму или папу. И в этот вечер было так же. Я была дома с братом Болиславом, и мы прощались, не зная, что это был последний раз в нашей жизни.
В 23:00 раздался звонок. Мама открыла дверь, и в квартиру вошли трое человек. Один остался в дверях, а двое стали обыскивать дом. Маме сказали: «Ваш муж арестован». Обыск производили часа три или четыре, я уже точно не помню. Потом у нас отобрали комнату, а нас четверых поселили в другой, 19-метровой. Конфисковали папину одежду и одежду старшего брата. В конфискованную комнату поселили работника НКВД.
Папу расстреляли 15 января 1938 года в Ленинграде.
Отца Леокадии Ивана Голиневского расстреляли по так называемому «списку польских шпионов №53», 59-м из 100 приговоренных. После войны семья получила ложное свидетельство о смерти Голиневского. Согласно поддельному документу, Иван Феликсович умер в 1942 году от уремии. О настоящей судьбе папы Леокадия узнала только в начале 60-х.
«Все советское я вижу через дырку в черепе своего отца»
Генрих Козловский родился в августе 1937 года. Его отца взяли под стражу через несколько месяцев, в 1938 году. Он не помнит обстоятельств ареста. Зато Генрих Станиславович видел три протокола допроса своего отца. В первом тот отрицал свою вину. Второй допрос, судя по записям, был самым обстоятельным. И все равно Станислав (отец Генриха) по многим пунктам своей вины не признавал. Из третьего протокола следует, что Станислав Козловский признает себя виновным по всем пунктам.
Отец, Козловский Станислав Юлианович, родился в 1899 году. Он поляк, а мама у меня русская. Я мало что могу сказать о том, как я появился. Молодость такая самоуверенная вещь. Кажется, что все успеешь спросить, а теперь вот не у кого.
Я только из документов допроса знаю, что отец работал начальником сметно-финансового отдела завода «Пластмасс». В то время место считалось довольно секретным.
Из протокола допроса я знаю, что папу арестовали и убили в один день. Его и еще восьмерых человек из его класса. Помню, что в протоколе было написано, что он вступил в Польскую националистическую группировку в 1936 году. И что признался в своих антироссийских взглядах: якобы они были и при царской власти, а при советской остались и подавно.
Как выяснилось, не зря.
Матушку, как члена семьи, жену поляка, несмотря на то, что она была русская, отправили за 101-й километр. Ее осудили на пять лет по обвинению в измене Родине и увезли в лагерь вместе со мной. Мама рассказывала про 90-сантиметровые нары и про то, как пеленки сушила на себе. Я ничего об этом времени не помню.
Да, я рассказываю про себя, про маму — это тяжелая судьба, но она не идет ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить моему отцу. До 56-го года мы думали, что папа получил 10 лет без права переписки. А на самом деле — допросы и расстрел.
И все это советское я вижу через дырку в черепе своего отца.
«НЕМЕЦКАЯ» ОПЕРАЦИЯ
За пять дней до того, как Николай Ежов подписал приказ №00439 «Об операции по репрессированию германских подданных, подозреваемых в шпионаже против СССР», ему передали записку от товарища Сталина: «Всех немцев на наших военных, полувоенных и химических заводах, на электростанциях и строительствах, во всех областях всех арестовать». По рассказам исследователей ГУЛАГа Никиты Охотина и Арсения Рогинского, бумажка едва вмещала размашистый почерк, буква «х» встречалась 11 раз — жирные воинственные кресты сразу бросались в глаза. Казалось, невозможно на столь маленьком блокнотном листке уместить столько агрессии. Сталин три раза повторяет «всех», один раз — с подчеркиванием.
25 июля выходит оперативный приказ НКВД, подписанный Ежовым. Преамбула не давала четкого объяснения, лишь обозначала, что по всему Советскому Союзу ведет активную деятельность германская агентурная сеть. Согласно первым пунктам, под репрессии попадали лишь «германские граждане», служащие на оборонных заводах и железных дорогах.
Но фактически 5-й и 6-й пункты приказа давали служащим НКВД право арестовывать всех граждан, которые так или иначе имели отношение к немцам.
п.5 приказа #00439
Вновь выявляемых в процессе следствия германских агентов-шпионов, диверсантов и террористов, как из числа советских граждан, так и подданных других государств, немедленно арестовывать, независимо от места их работы.
п.6 приказа #00439
…приступить к проведению тщательного учета всех германских подданных, работающих на всех других промышленных предприятиях, в сельском хозяйстве и советских учреждениях, а также бывших германских подданных, принявших советское гражданство и работавших ранее на военных заводах и оборонных цехах других промышленных предприятий.
При этом у «немецкой» операции не было столь же четких директив, какими снабдили приказ о поляках. Поскольку служащие НКВД не находили в документах конкретики, приказ о проведении «польской» операции стал образцом. После 11 августа аресты и расстрелы приобрели «альбомный» порядок. К 16 ноября 1937 года — 2536 осужденных по всей стране, каждый из которых был признан шпионом.
Показания сотрудников НКВД, принимавших участие в национальных кампаниях
Зачастую на допросах чекисты, обычно защищавшие свою позицию и методы, признавали, что именно в отношении «националов» они наломали дров. Этих людей судили за «нарушение социалистической законности» в ходе массовых репрессивных кампаний.
В июне 1938 года сотрудники НКВД арестовали в населенных пунктах Алтайского края 300 человек. Органы проводили аресты без справок и ордеров. На каждого арестованного было сфабриковано дело по ложным обвинениям.
Сержанта УНКВД по Алтайскому краю Т.У. Баранова исключили из рядов ВКП(б) в 1940 году за «»перегибы» во время «немецкой» операции». 25 января Баранов сам оказался на скамье подсудимых и давал показания об арестах в Алтайском крае.
Из протокола допроса:
«От Фокина, прибывшего с совещания в оперсекторе, мне было известно, что от Жилкова он получил указание об изъятии и очистке района от лиц немецкой национальности. Я удивился этому и переспросил его о том, что всех ли немцев будем арестовывать. Он на это сказал, что мужчины и женщины немецкой национальности все подлежат аресту согласно полученной Шилковым телеграмме из УНКВД и что такое указание он получил на совещании от Жилкова.
<…>
За период моей работы были массовые необоснованные аресты в июньскую операцию 1938 г. В эту операцию были арестованы все поголовно лица немецкой национальности. Аресты производились без справок и постановлений на арест, без ордеров, а просто приезжали в тот или иной немецкий поселок и арестовывали трудоспособных немцев».
В марте 1939 года Баранов обращался к вождю в письме:
«Товарищ Сталин, перед концом своего заявления я хочу сказать только одно, что, помня Ваши слова о капиталистическом окружении, я и другие исходили при аресте контрреволюционного элемента именно только вокруг этого — т.е. изъять не только активный вражеский контингент, но и базу для него, которой у нас являются немцы, поляки, харбинцы и прочая сволочь, еще притаившаяся, но готовая в любую минуту взять оружие в руки и выступить против страны социализма».
